Это перевод страницы, написанной на английском языке.

Почему у программ не должно быть владельцев

Цифровая информационная техника способствует мировому прогрессу, облегчая копирование и модификацию информации. Компьютеры обещают сделать это легким для каждого из нас.

Не все хотят, чтобы это стало легче. Система авторского права приписывает компьютерным программам “владельцев”, большинство из которых стремится лишить остальное общество потенциальных выгод от программы. Они хотели бы, чтобы только они могли копировать и модифицировать программы, которыми мы пользуемся.

Система авторского права развивалась вместе с книгопечатанием — техникой массового копирования. Авторское право хорошо подходило к этой технике, потому что оно ограничивало только массовых производителей копий. Оно не отнимало свободы у читателей книг. Обычный читатель, не владевший печатным станком, мог копировать книги только пером и чернилами, и не много найдется читателей, которых привлекли за это к ответственности.

Цифровая техника более гибка, чем печатный станок: когда информация представлена в цифровой форме, ее легко копировать для обмена с другими. Именно из-за этой гибкости система, подобная авторскому праву, плохо подходит к этой технике. Это стало причиной все ужесточающихся отвратительных драконовских мер, применяемых сейчас теми, кто требует соблюдения авторских прав на программы. Рассмотрим следующие четыре приема, практикуемых Ассоциацией издателей программ (SPA):

  • Усиленная пропаганда того, что нарушать требования правообладателей, чтобы помочь своим знакомым, плохо.
  • Вербовка соглядатаев для доносов на своих коллег и сотрудников.
  • Обходы (при поддержке полиции) школ и предприятий, в процессе которых от людей требуют, чтобы они доказывали свою невиновность в незаконном копировании.
  • Преследование (государственными органами США по требованию SPA) таких людей, как Дэвид Ла-Макхия из MIT, не за копирование программ (он не обвинялся в копировании никаких программ), а просто за то, что он оставил средства копирования без охраны и не обеспечил надзора за их употреблением[1].

Вся эта практика напоминает ту, что применялась в бывшем Советском Союзе, где к каждой копировальной установке была приставлена охрана, чтобы предотвратить запрещенное копирование, и где частные лица должны были копировать информацию тайно и передавать ее из рук в руки как самиздат. Разница, конечно, есть: причины контроля информации в Советском Союзе были политическими; в США эти причины экономические. Но на нас оказывают влияние действия, а не мотивы. Любая попытка блокировать обмен информацией, все равно, по каким причинам, приводит к одним и тем же методам и к одному и тому же суровому режиму.

Владельцы приводят аргументы нескольких типов в пользу предоставления им власти контролировать наше пользование информацией:

  • Подбор названий.

    Владельцы пользуются крикливыми выражениями, например “пиратство” или “кража”, а также профессиональными терминами, например “интеллектуальная собственность” и “ущерб”, чтобы предложить обществу определенный образ мышления — примитивную аналогию между программами и физическими объектами.

    Наши мысли и представления о собственности на материальные объекты сосредоточены на том, правильно ли отнимать объект у кого-то другого. Они не применимы непосредственно к воспроизведению чего-нибудь. Но владельцы просят нас все равно пользоваться ими.

  • Преувеличение.

    Владельцы говорят, что им наносится “вред” или что они несут “экономические потери”, когда пользователи сами копируют программы. Но копирование не оказывает прямого действия на владельца и никому не вредит. Владелец может потерять, только если лицо, сделавшее копию, в противном случае заплатило бы за нее владельцу.

    Несложное размышление показывает, что большинство таких людей не купили бы копий. Тем не менее владельцы исчисляют свои “потери” исходя из того, что каждый приобрел бы копию. Это преувеличение — мягко говоря.

  • Закон.

    Владельцы часто описывают закон в его современном состоянии, а также суровые наказания, которыми они могут нам угрожать. Неявно этот подход предполагает, что сегодняшние законы неоспоримо отражают картину нравственности — и в то же время нас побуждают рассматривать эти наказания как научные факты, в которых никто не виновен.

    Эта линия аргументации не выдерживает вдумчивой критики; она основана на эксплуатации косности мышления.

    Что добро и зло не определяется законом — тривиальный факт. Каждому американцу должно быть известно, что в пятидесятые годы XX века во многих штатах по закону неграм нельзя было садиться в передней части автобуса; но только расисты могли бы утверждать, что это дурно.

  • Естественные права.

    Авторы часто претендуют на особую связь с программами, которые они написали. Далее они утверждают, как следствие, что их интересы и желания в отношении программы просто перевешивают интересы и желания всех других — и даже интересы и желания всего остального мира. (Как правило, права на программы принадлежат компаниям, а не авторам, но считается, что мы не должны обращать внимания на эту несообразность.)

    Тем, кто предлагает это как этическую аксиому — автор важнее, чем вы — я могу только ответить, что я, сам видный автор программ, считаю, что это чушь.

    Но вообще люди имеют склонность сочувствовать претензиям на естественные права только по двум причинам.

    Первая причина — слишком далеко зашедшая аналогия с материальными объектами. Когда я готовлю макароны, я действительно возражаю против того, чтобы их съел кто-то другой, потому что тогда их не смогу съесть я. Это действие приносит мне в точности столько же вреда, как ему — пользы; только один из нас может съесть макароны, так что вопрос — в том, кто это будет. Малейшего различия между нами достаточно, чтобы поколебать этическое равновесие.

    Но если программу, которую я написал, выполняете или дорабатываете вы, то вас это касается прямо, а меня только косвенно. Если вы передаете копию своему знакомому, это гораздо больше касается вас и вашего знакомого, чем меня. У меня не должно быть власти запрещать вам делать это. Ни у кого не должно быть.

    Вторая причина — что людям сказали, что естественные права авторов — это общепринятая и незыблемая традиция нашего общества.

    Исторически верно противоположное. Мысль о естественных правах авторов предлагалась и была сознательно отвергнута, когда составлялась Конституция США. Вот почему Конституция только допускает систему авторского права, а не требует ее существования; вот почему в Конституции сказано, что авторское право должно быть временным. Там также указано, что назначение авторского права — содействие прогрессу, а не вознаграждение авторов. Авторское право их в некоторой степени вознаграждает (а еще больше — издателей), но это вводится как средство изменить их поведение.

    В действительности установившаяся традиция нашего общества состоит в том, что авторское право вмешивается в естественные права общественности — и что это можно оправдать только интересами общественности.

  • Экономика.

    Завершающий аргумент в пользу владельцев программ — что это приводит к производству большего количества программ.

    В отличие от других, этот аргумент по крайней мере предполагает правомерный подход к предмету. Он апеллирует к разумной цели — удовлетворению нужд пользователей программ. И эмпирически ясно, что люди будут производить больше продукции, если им будут за это хорошо платить.

    Но у экономического аргумента есть изъян: он основан на предположении, что вся разница — в том, сколько денег мы должны заплатить. Он предполагает, что нам нужно производство программ, независимо от того, есть у программ владельцы или нет.

    Люди охотно принимают это предположение, потому что оно соответствует нашим знаниям о материальных объектах. Например, представим себе бутерброд. Допустим, вы можете получить эквивалентный бутерброд бесплатно или за деньги. Если это так, то вся разница — в сумме, которую вы заплатите. Купите вы его или нет, у бутерброда будет тот же вкус, та же пищевая ценность, и в обоих случаях вы можете съесть его только один раз. То, получите ли вы бутерброд от владельца или нет, не может прямо влиять ни на что, кроме количества денег, которые после этого у вас останутся.

    Это верно для любого рода материальных объектов — наличие или отсутствие у них владельца не влияет прямо на их сущность или на то, что вы можете делать с ними, когда их получите.

    Но если у программы есть владелец, это сильно влияет на ее сущность и на то, что вы можете делать с копией, если приобретете ее. Разница не только в деньгах. Система владения программами поощряет владельцев программ к производству — но не того, что обществу нужно на самом деле. И это приводит к неощутимому этическому загрязнению, которое сказывается на всех нас.

Что нужно обществу? Ему нужна информация, которая по-настоящему доступна его членам — например программы, которые люди могут читать, исправлять, дорабатывать и улучшать, а не только выполнять. Но от владельцев программ мы получаем, как правило, черный ящик, который нельзя ни изучать, ни изменять.

Обществу также нужна свобода. Когда у программы есть владелец, пользователи теряют свободу контроля над частью своей собственной жизни.

И, что самое важное, обществу нужно поощрять дух добровольного сотрудничества в гражданах. Когда владельцы программ говорят нам, что естественная помощь своему ближнему — это “пиратство”, они отравляют гражданскую атмосферу нашего общества.

Вот почему мы говорим, что сущность свободных программ — в свободе, а не в цене.

Экономический аргумент в пользу владельцев ошибочен, но экономический аспект реален. Некоторые пишут полезные программы ради собственного удовольствия или восхищения и любви; но если нам нужно больше программ, чем пишут эти люди, необходимо собирать средства.

С восьмидесятых годов XX века разработчики свободных программ опробовали с некоторым успехом различные методы сбора средств. Делать кого-то богатым не нужно; средний доход с избытком дает стимул для многих занятий, менее благодарных, чем программирование.

Долгие годы — до тех пор, пока членские взносы не сделали это ненужным — я зарабатывал на жизнь заказными улучшениями свободных программ, которые я написал. Каждое улучшение добавлялось в стандартно выпускаемую версию и таким образом в конце концов становилось доступным обычной публике. Клиенты платили мне, чтобы я работал над нужными им улучшениями, а не над особенностями, которые я в противном случае считал бы наиболее приоритетными.

Некоторые разработчики свободных программ зарабатывали деньги продажей услуг по поддержке. В 1994 году, по оценкам группы поддержки Cygnus в составе примерно 50 сотрудников, около 15 процентов деятельности их персонала составляла разработка свободных программ — солидный процент для компании, работающей над программами.

В начале 90 годов XX века группа компаний, включающая Intel, Motorola, Texas Instruments и Analog Devices, объединилась, чтобы финансировать разработку компилятора Си GNU. Разработка GCC до сих пор в основном ведется платными разработчиками. ВВС США в девяностых годах выделили средства на компилятор GNU языка Ада, и с тех пор разработку продолжала компания, сформированная специально для этой цели.

Движение за свободное программное обеспечение все еще невелико, но в США пример радиостанций, поддерживаемых слушателями, показывает, что можно поддерживать широкомасштабную деятельность, не вынуждая платить каждого пользователя.

Сегодня, будучи пользователем компьютеров, вы можете обнаружить, что пользуетесь несвободной программой. Если ваш знакомый просит у вас скопировать ее, то отказать было бы нехорошо. Сотрудничество важнее, чем авторское право. Но подпольное, скрытное сотрудничество не ведет к здоровому обществу. Человек должен стремиться жить честной жизнью, открыто и гордо, а это значит, что нужно сказать “нет” несвободным программам.

Вы достойны возможности сотрудничать открыто и свободно с другими людьми, которые пользуются программами. Вы достойны возможности узнавать, как работают программы, и учить на них своих студентов. Вы достойны возможности нанять своего любимого программиста, чтобы исправить программу, когда она неисправна.

Вы достойны свободных программ.

Примечание

  1. Впоследствии обвинения были сняты.